Время читать. Книга Льва Данилкина об Ирине Антоновой

Лев Данилкин. «Палаццо мадамы: Воображаемый музей Ирины Антоновой»

«Несгибаемая, как Жанна д’Арк, ледяная, как Снежная королева, неподкупная, как Робеспьер, Ирина Антонова смоделировала Пушкинский по своему образу и подобию», – так начинается предисловие к этому великолепно изданному и поистине титаническому труду Льва Данилкина, молодого литературного критика, автора уже трёх новаторских биографий, прославившегося особенно последней, ленинской («Ленин. Пантократор солнечных пылинок»).

«Палаццо Мадамы: Воображаемый музей Ирины Антоновой» – книга, вышедшая буквально несколько недель назад, уже понаделала скандалов, вызвав полное неприятие у одних («Ложь, клевета на великую Антонову!»)  и восторг у других («Боже, какой слог, что за стиль! Какая бездонная эрудиция!»). В общем, такого резонанса книжный мир давно не знал.

О чём «Палаццо мадамы»?

О жизни, значении и влиянии легендарного директора ГМИИ им. Пушкина в Москве (Музей изобразительных искусств имени Пушкина – ГМИИ) Ирине Александровне Антоновой.

Но только это не совсем биография, а нечто большее. Что же? Это – «описание Ирины Александровны Антоновой как произведения искусства», – незатейливо объясняет нам автор. А вот что объяснять не надо, так это то, что «Палаццо мадамы» – одно из важнейших событий уходящего года не только для музейного мира, но и для всей российской литературы.

Сначала о названии. Почему «палаццо» – понятно. В Пушкинском есть Итальянский дворик, Итальянская лестница, ну и, само собой, итальянское искусство. А почему «воображаемый музей»? Да выстроена-то книга как воображаемый музей Ирины Антоновой, или ИА, как обозначается она в книге Данилкина!

Для организации огромного материала, собранного им за пять лет, Данилкин использует принцип не хронологический, что было бы логично, будь это действительно биография, а метафорический. На этом фундаменте и возникает книга из 38 эссе, которые объясняют характер и поступки главной героини.

38 глав-эссе и столько же к ним – арт-объектов. Каждую главу предваряет описание картины или статуи, соотносящейся с её содержанием. Так, например, «Клевета» Боттичелли воспринимается как эпиграф к рассказу о скандале с трофеями из немецких коллекций – музейных сокровищ, вывезенных советскими войсками из Германии в 1945-м»; «Давид» Микеланджело – как иллюстрация к её несгибаемому характеру и особой мощи её натуры; «Слепой Орион, ищущий восход солнца» Пуссена предваряет трагическую и очень печальную главу об изгнании уже девяностолетней ИА с поста директора музея, который она занимала полвека; ну а глава с «Сикстинской мадонной» Рафаэля завершает книгу, потому что этот шедевр занимает совершенно особое место в жизни ИА.

Двигаясь от одной драгоценной картины к другой, от главы к главе, узнаёшь множество историй о том, как эта неистовая женщина изменяла музейный мир и весь общекультурный фон России, как одержимость собственными идеями превратила её саму в «произведение искусства», как и называет её Данилкин. Небольшого роста, всегда, до своих 96 лет с аккуратно причесанной головкой, в жемчужном ожерелье, с прямой спиной, на неизменных каблуках, носилась она по залам своего музея и также до 96 гоняла на своих «Жигулях» по заснеженной Москве…

Ещё один плюс книги Данилкина – это фирменный его авторский стиль, по-свойски простецкий вроде бы и обаятельный, слегка снисходительный, изобилующий англицизмами и короткими фразочками на итальянском, но при этом опознаваемый им как свой, родной, потому что именно так и говорят сегодня наши современники, ну, разумеется, из числа тех, кто посещает иногда выставки, музеи, театры, а читает не только посты в соцсетях.

Данилкин складывает мозаику из воспоминаний и впечатлений о той, кого привыкли боготворить или бояться, и получает целостный портрет королевы музеев СССР. Приближается он к этой монументальной фигуре без излишней почтительности, но и без разоблачений. Он не вытягивается перед своей знаменитой героиней в струнку, но говорит о ней ровно так же, как говорил бы о любом другом человеке: ни следа хрестоматийного глянца, который успели навести на фигуру ИА в последние годы её жизни. И это придает книге живость, свежесть, достоверность.

Ещё он пытается рассказать о том, что Антонова – продукт определенной эпохи, по сути, всего советского века российской истории. Верная ленинской идеологии, дочь крупного партийного деятеля, настоящий советский человек, своя в кремлёвских кабинетах, а затем и доверенное лицо Путина на выборах... Невероятная личность, Антонова словно канонизирована в современной России, и в финале своей потрясающе долгой карьеры она оказалась одним из лиц этого государства.

При этом ведь для очень многих людей образ Ирины Александровны Антоновой не связан с общественным фоном. И корона не упадёт с её головы. И она остаётся для них королевой музеев. И этот феномен с успехом исследует наша книга.

Дрезден. Возвращение коллекции

Прекрасное предисловие, из которого мы понимаем, что речь пойдёт о неординарной личности в контексте эпохи, сменяется главой первой.

На дворе апрель 1991 года, и «...в американской The Art Newspaper выходит статья, по сути дела, обвиняющая Ирину Антонову, на тот момент уже 30 лет как директора и 45 лет как сотрудника ГМИИ им. Пушкина, в укрывательстве вывезенных в 1945-м из Германии музейных сокровищ. Все эти годы Антонова под страхом смерти не допускала в залы, где хранились по факту изъятые из мировой цивилизации ценности, никого, кроме особо доверенных сотрудников, публично и уверенно отрицая сам факт присутствия трофеев во вверенном ей учреждении. И теперь Антоновой – всемогущей ИА, «владычице морской», предстоит как-то выкручиваться из неловкой, мягко говоря, ситуации...».

К болезненным для ГМИИ и Антоновой вопросам реституции мы вернёмся в главе четвертой, в которой особенно хорошо если не оправдывается, то, во всяком случае, объясняется позиция ИА. В ней, в этой главе, мы видим потрясенных несправедливостью сотрудников Пушкинского музея, которых вынуждают в 1955 году безвозмездно отдать обратно бережно и с любовью хранимые ими сокровища Дрезденской галереи, откуда они были вывезены советскими солдатами за десять лет до того. А куплены они, между прочим, кровью советского народа, что тогда, в 55-м, остро ощущалось каждым сотрудником музея, да и каждым советским человеком тоже.

…А в другой главе мы увидим такие эпизоды. 1945-й, Москва. Юная Антонова, ученица великих искусствоведов Бориса Виппера и Игоря Лазарева, выпускница легендарного ИФЛИ, только что поступившая на службу в Пушкинский, принимает во дворе этого музея упакованные в ящики немецкие «перемещенные ценности»… Ящики, ящики, ящики. А в них – несметные сокровища: Гойя, Рембрандт, Рафаэль…

У Антоновой по отношению к процессу реституции было чувство неприятия, напрямую связанное с травмой войны. И когда немцы требовали возвращения так называемого «трофейного» искусства, Антонова понимала, что они по закону правы, но по справедливости – в её тогдашнем представлении о справедливости – они ничего не должны были бы получить из её музея. Ни-че-го. В книге приводятся воспоминания других сотрудников Пушкинского, которые сами занимались вывозом «трофеев» из Германии, не только из Дрездена, но и из других музеев, и из частных коллекций… И у всех у них была эта «травма войны», у всех было недоверие к Германии, к немецкому духу, потому что память о зверствах 1933-1945 годов была слишком во всех свежа, а это чувство знакомо всему поколению, к которому принадлежала Антонова.

Возвращение картин домой, в Пинакотеку Дрездена, стало ещё одним определяющим моментом в биографии ИА. Примириться с этим она не смогла…. При этом ИА отлично говорила по-немецки, прекрасно сотрудничала в последующие годы с музеями ФРГ, а в 1995-м инициировала и провела знаменитую выставку «Москва-Берлин»…

Третья глава посвящена детству ИА, которое прошло в Германии. Отец её служил в российском посольстве в Берлине, семья находилась там вместе с ним. Девочка училась в берлинской школе последних догитлеровских лет, посещала кружки, имела немецких подруг, много занималась спортом... Опыт берлинского детства отчасти проливает свет на причины её неприязненного отношения к идее реституции. Она была редким для тех лет человеком с западной прививкой, полученной в детстве, который при этом сознательно принял решение жить и работать в СССР.

На своём посту директора Антонова была надёжным щитом для музея, который, являясь по определению музеем западного искусства, мог уже этим самым раздражать власти, что и происходило в разные годы и с разными властями.

От триумфа к триумфу

Ирина Антонова приняла Пушкинский второразрядным «музеем слепков» с тесными помещениями, нехваткой залов, с протекающей крышей, а спустя полвека оставила его процветающим, прославленным, посещаемым, одним из главных музеев страны. Мысль о служении музею, о её подвиге во имя музея проходит сквозь всё «Палаццо Мадамы».

Вот 1954 год – ИА выставляет в музее «трофейное искусство», и народ со всей страны устремляется в здание на Волхонке. Моя мама, например, всю свою жизнь вспоминала, что только тогда и только благодаря Антоновой она смогла увидеть «Сикстинскую мадонну». В русском коллективном сознании эта картина Рафаэля вообще значит больше, чем просто шедевр Ренессанса. И вот с 1945 года в течение 10 лет она находилась в Пушкинском, а перед возвращением в Дрезден её показали народу. Это сделала ИА.

Первая выставка Пикассо в СССР... Она была здесь, на Волхонке. Тоже ИА. «Джоконда» в Пушкинском – в 1974-м... Декабрьские вечера со Святославом Рихтером... Всё это – реализованные проекты и идеи ИА. В 1981-м – легендарная выставка «Москва – Париж». Эту помню и я. Ездила специально, чтобы увидеть русский авангард, ведь тогда его у нас как бы ещё не было. Твердой рукой вела Антонова музей от триумфа к триумфу.

Однако и грозный характер ИА был хорошо известен. Какие разгромы устраивала она несогласным, какие громы и молнии гремели и сверкали в её директорском кабинете, какие разносы могли постичь там любого! А сколько сердечных приступов и нервных срывов случалось за этими стенами по её вине! Главный хранитель музея, известный искусствовед Андрей Губер вышел после очередного спора от ИА и умер от инфаркта.

Ну и, конечно, на протяжении всей жизни ИА оставалась человеком до последней клетки души, по-настоящему советским. Она многого умела добиться от власти, но почитание и уважение к этой власти сидело в ней глубоко и прочно.

Разрозненные, противоречащие друг другу воспоминания многих людей у Данилкина сливаются в единое целое. И все эти истории из жизни невысокой женщины с неизменной укладкой, гоняющей по музейным лестницам на каблуках, собираются вдруг в огромную и масштабную историю, которая по сути – часть длинной истории страны. Родилась при Ленине, умерла при Путине…

Финальные страницы у Данилкина наполнены уважением и любовью к героине. Само здание музея на Волхонке воспринимается после этой книги как памятник ИА. В нём как будто и сейчас живет её дух, её тень, её любовь к этим стенам. И даже сегодня, через пять лет после её смерти и через 12 после отставки эти уважение и любовь только растут.

И мне кажется, что это правильно. И что книга Льва Данилкина «Палаццо мадамы» эту массовую любовь и к ней, и к её Пушкинскому сильно увеличат. Я, по крайней мере, буду мечтать теперь о поездке в Москву с одной целью – пробежать по тем залам, где ждут меня встречи с Перуджино и Рембрандтом, Рубенсом и Гойей, Тинторетто и Тицианом, Ван-Гогом и Ренуаром...

Читайте хорошие книги. Они помогают жить!

P.S.: Аудиовариант выложен на «Яндекс. Книги». Но бумажный лучше – красиво издан.

Наталья Ухова (Бохум)

Читайте также:

1. Записки о живой и мертвой России Виктор Ерофеев. «Великий гопник», роман.Журнал «Партнёр», № 5 / 2025. Автор Н. Ухова
2. Толстой навсегда. Книги П. Басинского о Льве Толстом. Журнал «Партнёр», № 9 / 2018. Автор Н. Ухова
3. Время читать: Светлана Алексиевич, «Чернобыльская молитва». Журнал «Партнёр», № 9 / 2019. Автор Н. Ухова
4. Андрей Зализняк. «Прогулки по Европе». Время читать. Журнал «Партнёр», № 7 / 2019. Автор Н. Ухова.
5. Дмитрий Быков. Роман «Июнь». Время читать. Журнал «Партнёр», № 6 / 2019. Автор Н. Ухова
6. Время читать. Роман Ромена Гари «Обещание на рассвете». Журнал «Партнёр», № 3 / 2019. Автор Н. Ухова